Он садится с нею рядом,
Он берет ее за плечи,
и причудливым узором засверкает его речь:
Там Новый Год, ты не поверишь, там Новый Год два раза в год, вот.
Там снег, там столько снега,
что если б я там не был сам,
Я б не поверил, что бывает столько снега,
что земля не видит неба,
и звездам не видать с вершин,
как посреди огней вечерних и гудков машин
мчится тихий огонек моей души>>.
Тихо-тихо-тихо! там Нью-Йорк говорит с Москвой:
>
долгою упрямою строкой
бежит дорога подо мной,
еще чуть-чуть и распрощаемся с землей!
А ей клянется, что вернется:
>
Врет… сойдет…
мчится огонек моей души…>>
Посреди огней вечерних и гудков машин
мчится тихий огонек его души.
Какая глупость, право, верить его словам,
а не поверить — грех,
тому, который веселее и светлее их всех, эх!
Она молчит и улыбается ему, тому,
который возвращается…
Посреди огней вечерних и гудков машин
мчится тихий огонек его души.
Посреди огней вечерних и гудков машин
мчится тихий огонек моей души.