Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки,-
И взлетели стрекозы с протухшей реки,
И потеха пошла — в две руки, в две руки!
Мы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчие ямы подушками лап;
Тоже в страхе взопрел и прилег — и ослаб.
Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал,-
Зря мы любим ее, однолюбы.
А у смерти — красивый широкий оскал
И здоровые, крупные зубы.
Улыбнитесь же волчей ухмылкой врагу —
Псам еще не намылены холки!
Но — на татуированном кровью снегу
Ваша роспись: мы больше не волки!
Вы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,
К небесам удивленные морды задрав:
Или сверху возмездье на вас пролилось,
Или света конец — и в мозгах перекос,-
Только били вас в рост из железных стрекоз.
Кровью вымокли вы под свинцовым дождем —
И смирились, решив: все равно не уйдем!
Животами горячими плавили снег.
Эту бойню затеял не Бог — человек:
Улетающим — влет, убегающим — в бег…
Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,
В равной сваре — за нами удача.
Волки мы — хороша наша волчая жизнь,
Вы собаки — и смерть вам собачья!
Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу —
Псам еще не намылены холки!
Но — на татуированном кровью снегу
Ваша роспись: мы больше не волки!
К лесу — там хоть немногих из вас сберегу!
К лесу, волки,- труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков!
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
И скликаю заблудшие души волков.
Тот, кто жив, затаился на том берегу.
Что смогу я один? Ничего не смогу!
Затупились клыки, изменило чутьё…
Где вы, волки, былое лесное зверье,
Где же ты, желтоглазое племя мое?!
…Я живу, но теперь окружают меня
Звери, волчих не знавшие кличей,-
Это псы, отдаленная наша родня,
Мы их раньше считали добычей.
Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу,
Обнажаю гнилые осколки.
Но — на татуированном кровью снегу
Ваша роспись: мы больше не волки!
Тает роспись: мы больше не волки!
Наша роспись: мы больше не волки!